3 мая отмечается Всемирный день свободы печати, а 5 мая - ностальгический для всех газетчиков День советской печати. И вот, наша редакция вновь задается вопросом: сколько еще времени отведено газетам?
Впервые про их «отмену» заговорили еще 100 лет назад, когда на исторической сцене появились радио и кинематограф. Действительно, зачем читать, когда все можно услышать и увидеть (в США, например, был популярен формат «новостных» короткометражек). Затем прогресс дал нам звуковое телевидение, и вновь вострубили о «кончине печатного слова», дескать, средний человек ленив, между «посмотреть» и «почитать» выберет первое. Не случилось.
Когда в начале XXI века Интернет пришел в 90% домохозяйств, все уверенно говорили: завтра газеты закроют, да и телевидению недолго осталось. И что мы видим? Все на своих местах, газеты живут и здравствуют. А теперь, после лирического вступления, поговорим о жизни.
День советской печати связан с выходом первого номера газеты «Правда» 5 мая 1912 года. Ну а 13 января – День российской печати. Эта дата связана в свою очередь с выходом первого номера российской газеты «Ведомости» в 1703 году по указу Петра I. И официально празднуется у нас в стране с 1991 года.
Последний с Пролетарки
Советская и российская пресса, по большому счету, неразделимы, одна плавно перетекла в другую. Хотя разница между ними, конечно, огромная. После Октября государство монополизировало информационную сферу, граждане через газеты получали политические установки, даже для владения печатной машинкой требовалось специальное разрешение, а самиздат преследовался по закону. В советские времена любой корреспондент, которых было не так уж и много, считался уважаемым человеком, а директора предприятий и председатели колхозов перед ним чуть ли не склоняли головы, встречая хлебом-солью.
Отзыв в прессе, в свою очередь, служил для поощрения или наказания. В 1990 году, только начав работать в областной молодежной газете «Смена», автор этих строк сразу убедился во всем на собственном опыте. Когда из-за моей небольшой критической заметки был уволен чиновник областной администрации, сразу стало понятно, что со словом требуется обращаться крайне осторожно. Это было «оружием», а прессу не случайно называли «четвертой властью».
Уволенный чиновник как-то при встрече сказал, что ненавидит меня и в то же время благодарен. Когда ему дали под зад коленом, он укатил в Москву и там сделал себе карьеру. Да и в Тверь заглядывает, расшаркиваемся при встрече.
Вспоминаю и свой первый полосный материал в «Смене» под заголовком «Последний с Пролетарки». Речь в нем шла об инвалиде без ног дяде Вите, который перемещался на убогой тележке, отталкиваясь от асфальта практически руками. Жил он на площади Капошвара, у подъезда выращивал цветы и сажал картошку. А еще любил читать книги, стихи Есенина декламировал - заслушаешься. В общем, довольно лирический материал получился о человеке, которому хотелось помочь. И помогли. После моей статьи его доселе убогая книжная полка заметно пополнилась. Сейчас бы, конечно, его обеспечили оборудованием, выплатили положенные льготы. Да чего там, сейчас инвалид просто не попал бы в подобное положение, а в начале 90-х время было бедное и голодное.
Каково же было мое удивление, когда в редакцию ворвался местный участковый, полковник милиции, и с пеной у рта раскритиковал мое творчество в пух и прах. Мол, отсидел этот дядя Витя срок, а ноги потерял под колесами поезда по пьяни. Не о тех героях пишете! А я никакой вины до сих пор не чувствую. Ну, помогли человеку, который был на грани. А уж кто он по жизни, пусть Бог рассудит.
